Передо  мной —  два  листика.  Разные  листики  написаны разными  мальчиками.  На  одну  тему.

«Мой  любимый  праздник — день  рождения. Утром,  пока  я  сплю,  заходят  в  комнату  родители,  братья,  сестры  и  тихонько  кладут  на  кровать  подарки.  Младшие  то,  что  сделали  своими  руками.  А  потом  мы  все  вместе  готовим  угощение  к  праздничному  столу.  Мама  печет  пирог,  и на весь дом  —  запах  яблок  и корицы. А  вечером  собираются  друзья,  бабушка  и  дедушка.  На  столе —  белая  скатерть,  цветы,  разноцветные  свечи,  тарелки  с  золотым  ободком.  Мы  пьем  шампанское.  Каждый  произносит  тост в стихах  в  мою  честь.  Потом  папа  берет  гитару,  играет,  все  поют  любимые  песни.  Затем  дедушка   и  бабушка  вспоминают  разные  истории  из  своейдлинной жизни, а мы слушаем с замиранием сердца. Какое  счастье  —  быть  с  родными  и близкими в свой любимый праздник!»

 

« Самый  прекрасный  день —  день,  когда  мне  исполнилось  шестнадцать  лет. Мама не выпивала  с  утра,  а  папа  не     курил  травку. Я  три  месяца  откладывал  деньги,  которые  зарабатывал. И  всех  пригласил  в  кафе. Там  было  вкусно  и  интересно.  Самое смешное —  это  когда   мой  дядя  так  напился,  что  свалился  под  стол.  Мы  хохотали  страшно! Было  весело.  Я  надеюсь,  что  все  праздники  в  моей  жизни  будут  такими  же  хорошими».

Разные « листики».  Разными детьми написаны. В одном —  мечта,  в  другом — правда.

Мечтатель —  Данил…    Высоченный,  под  два  метра,  бледный  до  прозрачной голубизны,  худой  настолько,  что    ненамного  отличается  от  узников  фашистских  лагерей.  Глаза —  синие  льдинки.  Небольшая  голова,  короткая  стрижка,  красные оттопыренные уши.   Холодно,  а  он —  в  тонком  спортивном  костюме.  Чистенький.  Настороженно —  агрессивный.  Через  каждое  слово-  с  пеной  у  рта: «эти  евреи»,  « этот  еврейский  язык»  (об  иврите),  «это  ваше  еврейское  государство»…  Все  говорит  о  том,  что  этому  юноше  почему-то  неугоден  «избранный  народ».

Интересно, почему?  Если  просто  бытовой   антисемитизм,  то  понятно —  многие  воспитаны  так:  с  евреем  незнаком,  но  заранее  знаю,  что  плохой.  Но  здесь —  обида  человека,  который  сам  каким-то  образом  принадлежит   «к заведомо  плохим». Дан  и  не  скрывает  обиду. Приехали  из  Украины —  мама  и  пятеро  детей.  Там  голодали,   бедствовали:  в  мороз —  в  резиновых  сапогах,  да  и  те   носили  по очереди.  С  пяти  лет  еду  каждый,  как  мог,  добывал.  Данил  на  кладбище  помогал.  Хорошо  было  на  Пасху!  На  могилах —  крашеные  яйца,  куличи,  конфеты.  Наедались  и  с  собой  брали. Потом  маме  подсказали,  что  дедушка еврей был —  можно  в  Израиль  уехать.  Там  хорошо.  Вначале  так  и  было.  Пособие,   деньги на оплату квартиры. А  потом  стало  тяжело.  Нет,  мама   не работает.  И  язык  не учит.  Нет,  не  старая  и  не  больная.  Тридцать  шесть  лет.  Пособие    должны ей  платить  как матери —  одиночке.  Но  не платят. Почему?  Да она не пришла,  куда  сказали, чтобы  расписаться, а эти евреи  не  дали  денег.  Хозяин  грозит  выселить  из квартиры.  Социальный работник заступился.  Но  денег-то  нет.  А  потом  мама  не туда  пришла.  Так  что?!  Работать  устраивали.  Но  что  это  за  работа!  Полы  мыть,  а  тобой  командуют.  Нет,  образования  нет.  Так  что?  Черную  работу  делать?   В  Украине  штукатурила.  Но  сюда  ехала  не  за  тем.  Здесь    помощь обещали.  Ужасное   это государство!  И  еврейский  язык учить  не  буду!  Хочу  на  родину.  Там  дождь,  снег…  А  тут  солнце,  пальмы  эти…

— « Твоя  мама   не  сделала  то,  что  нужно.  А  виновата  страна?  Вы приехали,  получили  помощь —  и  все  плохо?!  Очень « помогали « в  Украине!  Сама  оттуда,  знаю.

А  полы  мыть  не  стыдно.  Никакая  работа   не  порочна.  Воровать  стыдно.  Бездельничать  и  всех  обвинять  при  этом —  стыдно!»-  завелась  я,  но  резко  оборвала  пламенную  речь.  Увидела  глаза  Данила.  А  в  них —  страх.  Господи!  Да  это  же  битый —  перебитый  жизнью,  голодный,  испуганный  ребенок!  Повторяет  то, что  дома  слышит.  Никем  не  защищенный  ребенок —  длинный,  худой,  прозрачный.  Присела  рядом,  улыбнулась: « Ты  любишь  читать?»

—  Да,   у меня  Библия  есть.  И  стихи  пишу.

Стихи  были  длинные,  безграмотные.   Об  осени,  желтых  листьях,  метелях,  косых  дождях,  мокрой  траве…  О  темном  небе  и    далеких  звездах.  Не  было  лета.  Не  было  солнца. Но  была  мольба  о  любви.     Нет,  не  мольба —  робкая просьба.  Тусклый  свет   надежды,  едва мелькнув,   сменялся  тьмой  безверия  и  безнадежности. Дан… Странный, тонкий,  ранимый.  Замкнутый,  гордый, сентиментальный.